Трансформация Тайваня из общества аграрного типа в общество современных технологий увеличивает степень социальной мобильности людей и способствует созданию большего разнообразия социальных ролей. Однако темпы увеличения этой мобильности снижаются — ожидается, что это приведет в будущем к определенному росту социальных конфликтов.
оциальный класс как объект изучения определенным обра- зом связан с распределением благ, которыми располагает общество. Иными словами, он “вписан в систему социального неравенства”, — так говорит Сюй Цзя-ю, профессор факультета социологии Государственного тайваньского университета и научный сотрудник Института Европы и Америки Академии Синика. Если главным смыслом политики является власть, а экономики — богатство, то главным атрибутом общественного класса является престижность тех или иных профессий. На Тайване представления о “престижности” претерпели за последние полвека немалые изменения.
Политическое влияние и уровень финансового благополучия также служат традиционными показателями принадлежности к тому или иному общественному классу, но У Най-дэ, научный сотрудник Института социологии Академии Синика, дополняет их уровнем знаний, или культуры, в качестве еще одного, третьего показателя. “В прошлом эти три вида социальных ценностей принадлежали одной и той же группе людей. Но сегодня они распределены между различными группами общества”, — говорит он. С точки зрения социального равенства это — знак прогресса. Тем не менее, неравенство по-прежнему является социальной константой.
Развитие тайваньской экономики, ориентированной на экспорт, способствует превращению порта Гаосюн в важный транспортный центр Азиатско-Тихоокеанского региона.
“Ни одно общество не является по-настоящему эгалитарным, потому что люди отличаются друг от друга своим социальным происхождением и уровнем одаренности”, — говорит Цай Жуй-мин, профессор факультета социологии университета Дунхай. “Равенство означает предоставление каждому равных с другими возможностей в процессе социальной мобильности”, — поясняет он. Когда люди ощущают неравенство и стремятся изменить ситуацию, начинается процесс социальной мобильности. Однако само это ощущение не дает реальных результатов без всеобщего образования, экономического развития и трансформации общества.
“Образование способствует продвижению людей наверх, в то время как экономическое развитие открывает новые возможности для тех, кто продвигается наверх”, — отмечает У Най-дэ. Сюй Цзя-ю выражает тот же основной принцип, когда говорит, что социальная мобильность и экономическое развитие “взаимодействуют, являясь одновременно причиной и следствием”. Цай Жуй-мин, в свою очередь, считает образование необходимым условием обеспечения равных возможностей.
Профессор факультета педагогики Государственного тайваньского педагогического университета Гай Чжэ-шэн также подчеркивает важность образования. Используя китайскую поговорку, он поясняет, что китайцы “в прошлом считали жизнь трех поколений тем сроком, в течение которого семья может разбогатеть или разориться. Но в наши дни подобные изменения совершаются за время жизни одного поколения. От чего это зависит? Только от образования.”
Развитие информационной индустрии и сектора услуг в 80-е годы привело к сокращению доли сельского хозяйства в структуре ВВП до 5 процентов.
Это рассуждение Гай Чжэ-шэна заставляет вспомнить об идее “интрагенерационной мобильности”. Бывший мэр Тайбэя Чэнь Шуй-бянь может быть наглядным тому примером. “Именно образование позволило сыну бедного фермера-арендатора стать мэром Тайбэя”, — подчеркивает У Най-дэ. “Интрагенерационная мобильность” означает изменение социального статуса человека в течение его жизни. “Например, можно начать работать простым продавцом, а в результате многих лет упорного труда стать генеральным директором компании”.
Согласно статистическим данным Министерства образования (МО) Китайской Республики, в 1952 году около 42 процентов жителей Тайваня не умели читать и писать. К 1996 году доля неграмотных в населении острова снизилась до 5,7 процента. Столь значительный прогресс был достигнут благодаря введению правительством в 1968 году обязательного 9-летнего образования. Эта мера не только сделала среднее образование доступным для всех, но и заложила фундамент для продолжения обучения на более высоком уровне.
Сборник “Статистические данные об образовании в Китайской Республике (1998 год)” демонстрирует, что, когда правительство Гоминьдана (ГМД) перебазировалось на Тайвань в 1949 году, здесь было в общей сложности 1529 учебных заведений всех уровней. К 1997 году общее число учебных заведений Тайваня увеличилось до 7537.
Данные МО показывают также, что доля детей, посещавших начальные школы, составляла в 1950 году 80 процентов, а в 1975 году этот показатель достиг практически 100 процентов. В то же время доля выпускников средних школ в соответствующей возрастной группе возросла с уровня 40 процентов в период с 1950 по 1980 год до 85 процентов в 1997 году. В возрастной группе от 6 лет до 21 года доля учащихся составляла в 1976 году 68 процентов, а в 1997 году — 79 процентов.
Вторым фактором социальной мобильности профессор Гай Чжэ-шэн называет трансформацию социальной системы. “Чем выше степень открытости общества, тем больше его мобильность. Мобильность определяют не привилегии и социальное происхождение, а развитие технологии и личные способности людей”. Это мнение разделяет и Цай Жуй-мин, который связывает социальную мобильность с экономическим развитием, ибо экономика, ориентированная на экспорт, неизбежно делает общество более плюралистичным. “Трансформация экономической структуры меняет профессиональные ориентиры, делая подчас почти невозможным для сына наследовать профессию своего отца”. Сюй Цзя-ю соглашается с этим, добавляя, что в открытом обществе родители имеют меньше возможностей влиять на решения своих детей.
ак как социальная мобильность зависит от технологического прогресса, процесс трансформации тайваньского общества после 1949 года можно разделить на четыре периода. В первый период, продолжавшийся, как считает Сюй Цзя-ю, до 1960 года, Тайвань был еще в значительной мере аграрным обществом. “Тогда почти 80 процентов населения Тайваня было связано с сельским, лесным хозяйством и рыболовством”, — соглашается Цай Жуй-мин.
В этот период на аграрный сектор приходилось около 30 процентов валового внутреннего продукта (ВВП), тогда как доля промышленного сектора составляла лишь 25 процентов, а сектора услуг — 45 процентов ВВП. Согласно делению, принятому правительственным Бюджетно-учетно-статистическим управлением, промышленный сектор включает производственные и строительные отрасли, а также коммунальные предприятия, а сектор услуг включает коммерческие, транспортные и коммуникационные предприятия, государственные учреждения, банковское и страховое дело.
“Второй период — с 1960 по 1979 год — можно назвать переходным, или трансформационным. За это время экономика Тайваня превратилась из зависимой от импорта в ориентированную на экспорт. Получили развитие такие трудоемкие отрасли, как текстильная и электротехническая”, — поясняет Сюй Цзя-ю. “Поскольку большое число людей переместилось с полей на фабрики, доля фермеров в структуре населения снизилась до уровня менее 10 процентов”, — добавляет Цай Жуй-мин. Кроме того, поскольку основу экономики Тайваня составляют малые и средние предприятия, возник довольно многочисленный класс менеджеров. За этот период доля сельскохозяйственного сектора в структуре ВВП уменьшилась с 25 процентов в 1962 году до менее 10 процентов в 1978 году, а доля промышленного сектора увеличилась за те же годы с 28 до 45 процентов. Доля сектора услуг оставалась на прежнем уровне.
В третий период — в 80-е годы — Китайская Республика уже являлась новой индустриальной державой. “Ее отличительной чертой стала, в частности, одинаково важная роль, которую играли информационная индустрия и индустрия услуг”, — отмечает Сюй Цзя-ю. Доля промышленного сектора в структуре ВВП в 1989 году составила 42 процента, доля сектора услуг достигла 53 процентов, а на долю сельскохозяйственного сектора пришлось лишь 5 процентов ВВП. “Столь высокая скорость трансформации общества ослабляет роль социальной идеологии и притупляет остроту социальных конфликтов”, — замечает Цай Жуй-мин.
В 1990 году тайваньское общество вступило в постиндустриальную эпоху, и “двумя главными опорами его экономического развития являются индустрия высоких технологий и индустрия услуг”. В качестве примера Сюй Цзя-ю указывает на успешную деятельность Научно-индустриального парка в городе Синьчжу. “Эти тенденции демонстрируют, что профессионализм является главным условием успеха. Так как в обозримом будущем не ожидается какой-либо серьезной экономической трансформации, то образованию предстоит в грядущем столетии быть более профессионально ориентированным”, — предсказывает Цай Жуй-мин. В 1997 году на долю сельскохозяйственного сектора приходилось лишь менее 3 процентов, на долю промышленного сектора — 35 процентов, а на долю сектора услуг — 62 процента ВВП.
прошлом классы в тайваньс- ком обществе имели четко очерченные границы. Однако с увеличением возможностей для социальной мобильности эти границы размываются. По мере того как все больше людей продвигается наверх благодаря появившейся свободе выбора профессии, прежней элите все труднее удерживать свои позиции. Поэтому представляется вполне закономерным формирование на Тайване крупного среднего класса. Само понятие “среднего класса” нелегко поддается определению. Современные теоретики признают, что точная локализация среднего класса осложняется тем, что он обладает чертами как наемных работников, так и предпринимателей.
Профессор У Най-дэ отмечает, что “в постиндустриальном обществе средний класс занимает положение между двумя крайностями — капиталистами и рабочими”. С последними его роднит то, что он не владеет средствами производства, но “идеологически он, пожалуй, ближе к первым”.
Сложность идентификации тайваньского среднего класса объясняется отчасти отсутствием согласия между учеными относительно его численности. Придерживающийся неомарксистской концепции Сюй Цзя-ю считает, что в 1993 году к среднему классу относилось 34 процента населения Тайваня. Он отмечает также, что “существует различие между объективной оценкой и субъективными суждениями. Согласно последним, его численность обычно на 10—20 процентов превышает данные объективных исследований.” Цай Жуй-мин разделяет это мнение, говоря, что, “согласно результатам объективных исследований, доля среднего класса в обществе составляет от 25 до 35 процентов населения, а по результатам опросов эта доля составляет от 30 до 50 процентов”. Профессор Гай Чжэ-шэн приводит другие данные — 45 процентов в 1986 году и 55 процентов в 1994 году. Он добавляет, что значительный удельный вес среднего класса в обществе является весьма благоприятным фактором. “Если 60 процентов населения относится к среднему классу, то такое общество будет очень стабильным — благодаря большей гибкости по отношению к действующим в нем силам”.
Что касается профессионального престижа, то в традиционном китайском обществе существовало четыре основных социальных страты — ученых, крестьян, ремесленников и торговцев. Однако, как отмечает профессор Сюй, подобная стратификация не может раскрыть все многообразие современного тайваньского общества. Согласно широко применяемой классификации — Стандартной международной шкале профессионального престижа — профессии подразделяются на 11 основных категорий, которые, в свою очередь, делятся на субкатегории нескольких уровней.
рофессор Сюй называет два критерия, на основе которых определяется престижность той или иной профессии, — «реальное вознаграждение» и «нормативный вклад». Под первым понимается доход, который приносит данная профессия, а под вторым — функция, которую она выполняет в отношении главных ценностей общества. Иными словами, престиж какого-либо занятия тесно связан с социально-экономическим статусом человека. Согласно результатам проведенных в прошлом исследований, повсюду в мире наблюдается фундаментальное сходство критериев профессионального престижа. Это сходство обусловлено одними и теми же функциональными и организационными императивами.
“Структурная функция среднего класса состоит в сглаживании противоречий между двумя крайностями. Таким образом, средний класс способствует выработке политического курса, который, может быть, и не вполне удовлетворителен, но все же приемлем”, — замечает Сюй. Кроме того, представители тайваньского среднего класса — это реформаторы. Почему? “Потому что средний класс — это преимущественно люди интеллектуального труда, которые мыслят более глубоко и обладают более широким кругозором. Они сопоставляют Тайвань с другими странами и склонны к перспективному планированию”. Вот почему средний класс, как правило, выступает в качестве лидера политических реформ и общественных движений на Тайване.
Другие полезные функции среднего класса, на которые указывает профессор Гай Чжэ-шэн, включают сокращение разрыва в уровне доходов между богатыми и бедными и содействие экономическому развитию общества своими интеллектуальными достижениями. “Тайваньское «экономическое чудо» стало возможно потому, что в период с 1950 по 1980 год экономическое развитие на Тайване сопровождалось справедливым распределением благ”, — отмечает профессор Сюй. В последние годы, однако, ситуация меняется. Начиная с 1980 года разрыв в доходах становится все более значительным.
Сюй видит главные причины этого в изменении характера источников доходов и стиля ведения бизнеса. “Заработная плата не играет сегодня значительной роли. Главным источником доходов состоятельных людей является не зарплата, а доходы от собственности — ценных бумаг и недвижимости”. Что касается изменений в стиле ведения бизнеса, то показателен, например, выход на рынок сети магазинов “7-Eleven” — мини-, супер- и гипермаркеты монополизировали рынок, придя на смену традиционным магазинам.
Профессор Цай с этим согласен. “По той же самой причине правительство осуществляет различные программы социальной помощи малоимущим”. Он далее связывает эти меры с политикой. “Поскольку все совершеннолетние граждане имеют право голоса, а государственный сектор больше не является выразителем интересов крупного капитала, правительство вынуждено заботиться о людях всех слоев и сегментов общества”. Еще одной особенностью среднего класса является непредсказуемость его политических предпочтений — эти люди готовы принять сторону тех, кто, по их мнению, наилучшим образом представляет их интересы. Вот почему и ГМД, и ДПП, желая привлечь избирателей, проводят умеренную политику, ориентированную на большинство, добавляет профессор Цай.
Можно ожидать, что по мере снижения темпов увеличения социальной мобильности, ориентированной на продвижение наверх, на Тайване будет наблюдаться определенный рост социальных конфликтов, так как многие высоко образованные люди не желают браться за работу, выполнение которой они считают ниже своего общественного статуса. “Они не хотят понять, что большинство высоких должностей достигается упорным трудом”, — говорит Цай. Еще одна проблема состоит в том, что многие люди на Тайване — неважно, к какому классу они себя причисляют, — “не выполняют свои должностные обязанности добросовестно”. “Но ситуация меняется к лучшему. Я полагаю, что тайваньское общество будет двигаться к более высокому уровню профессионализма, что подразумевает любовь и уважение каждого к своей работе”, — добавляет профессор университета Дунхай.
Утопия? Подобный сценарий не лишен иронии, поскольку при такой ситуации, пожалуй, отпадет нужда в социальной мобильности как таковой. Тем не менее, “профессионализм, а также способность уважать и ценить свою работу и работу других людей — это единственный путь повышения конкурентоспособности Тайваня в мировом сообществе”, — заключает Цай.